Отрыжки общества, дно… Куда теперь? Вопрос то и дело возникал в сознании, и каждый раз она оставляла его на потом. «Любопытно: они понимают, что живы, или понимание как таковое недостижимо для них, и живут они голодом и более ничем?» - приходил другой вопрос. «Скоро сама узнаешь», - не медлил ответ, так как голод начинал терзать и ее. С разных сторон площади дымок доносил ароматы свежей выпечки, сосисок, чего-то жареного и жирного. Она окажется на дне гораздо раньше – ей не протянуть и дня. Единственный способ не утонуть – срочно всплыть на поверхность, пока не затянуло на глубину.

- Если не вольной птицей, то кем ты хочешь быть?

- Свободным человеком.

- Ты была свободным человеком. Вспомни, как ты распорядилась своей свободой!

- Неадекватная для кого? Понятие «адекватность» абстрактно, выдумано. Я бы даже сказал: надумано. Так называемая «социальная адекватность» - всего лишь индикатор того, насколько подходящим винтиком является индивид в механизме системы. И не более.

Усталость, вплоть до тотального безразличия, накрывала Лавинию сонным колпаком полусферы, где ее вольноотпущенному воображению представлялся заводной великан. Он был сделан из стали. Скрипя шарнирами на ногах, привинченных к туловищу, он расхаживал по бескрайней бесплодной земле, и Лавиния хотела одного – быть частью, винтиком, гайкой этого исполина и двигаться вперед по пустыне, двигать его, в то же время, будучи движимой им, только бы не встрять одиноким бесполезным гвоздем на его пути, не быть раздавленной его железной подошвой.

Когда не все равно – это жизнь. Безразличие – смерть.

...любая жизнь – путь. Но куда он ведет? Как известно, жизнь материи рано или поздно, но всегда неизбежно приводит к смерти. Жизнь Духа – путь к Свободе!

В твоем разуме идет борьба между сознательным и неосознаваемым. Страхом и желанием. Ты боишься непривычного и желаешь свободы, перемен. Желание делает тебя птицей, страх возвращает человека. Кто победит – тот и волен. Человек или птица. Кто-то непременно возьмет верх.

Они шли дальше по коридору в нескончаемой серости углов и стен, и чем дальше шли, тем тяжелее становился воздух, будто пространство нарочно спрессовывалось в довлеющую со всех сторон гущу всеобъемлющей духоты и затхлости, как бывает в старых квартирах, принадлежащих хозяевам, давно ушедшим, но не покинувшим привычной обители, чьим эфиром полнятся стены, и каждый предмет полнится им, задыхаясь в безвыходности.

Человек – до неприличия эгоистичное, я бы даже сказал, нарциссическое создание. Его пугает и отвращает все, непохожее на него самого. Чем меньше схожести – тем крепче отторжение.

И что, по-твоему, я должен был сделать, чтобы увидеть мир, как видела его ты?

- Снять паутину.

- Но как?

- Позволив миру исчезнуть. Стоит оторваться от земли, и прежний мир, пронизанный ядовитыми нитями, исчезает. Вместо него выстраивается новый. В нем свет отражается по-иному, и в нем иное видится важным, раз паутина не застилает взор.

Люди сами плетут сети и сами попадают в них. Не проси у них ничего. Не бери задаром. Не попадай в зависимость. Не корми паука внутри себя.